Эта работа не лучше и не хуже других.

Иногда Том пытается представить себе, что с ним было бы, останься он в армии, а потом он вспоминает все кошмары, пережитые наяву и понимает: сдох бы, если бы не ушел. В какой-то момент дерьма стало слишком много даже для него. Том не только не может, но и не хочет оказаться снова в Ираке или каком-нибудь другом месте вроде него. Беда только в том, что он не знает, где хочет оказаться.

Работа с киношниками – не попытка найти подходящее место, просто небольшая отсрочка, время на размышления. Бен Камбербатч сказал, что это проще простого. Сам он уже не раз занимался подобным, правда, только в Англии и Уэльсе. Том даже представить не может, что за военное кино могут снять в Уэльсе и кто в целом мире захочет его смотреть.

Так или иначе, консультации для американцев Бен предложил забрать Тому и он, подумав минут десять, согласился. Это лучше, чем пытаться написать мемуары или просто сходить с ума.

Тому даже не нужно собирать вещи, у него нет вещей. Чтобы не выглядеть в аэропорту подозрительно, он бросает в старую спортивную сумку какую-то одежду, складной нож, два тюбика зубной пасты и барахлящую электробритву, подаренную троюродным братом на прошлое Рождество.

Это – все, что ему нужно, даже больше. Том отправляется в Америку, в штат Мичиган. Его ждут мистер Дэну Брэдли и несколько недель работы на свежем воздухе.



Том знакомится с Крисом Хэмсвортом в день прибытия на площадку. Тот спорит с мистером Брэдли, первых фраз Том не слышит, разбирает только:

– Сцена, где Джед бросает Мэтта и уходит с остальными – это даже примерно не похоже на правду. Братья так не поступают.

Том становится к нему вплотную и внимательно смотрит. Ему не нужно напрягать мозги, чтобы узнать исполнителя роли морпеха. Этот парень не потянет ни на китайского солдата, ни на школьника. Широкие плечи, упитанные щеки, мощные ляжки, много мяса и спокойный, как у умственно-отсталого, взгляд. Парень такой до дрожи скучный, что это даже смешно.

– Он не сможет играть солдата, – говорит Том мистеру Брэдли. – Он не понимает.

Сценарий отвратительно плох и вряд ли фильм по нему будет смотреть хоть кто-то в здравом уме, Том планировал начать именно с этого, но когда представляется такой шанс, он не намерен просто стоять и слушать.

– Старший сержант Хиддлстон, – он протягивает Брэдли руку и тот с коротким кивком торопливо ее пожимает. – Друзья зовут меня просто Том.

– Очень приятно. Мы с вами разговаривали по телефону, я помню, – Брэдли выдерживает трехсекундную паузу, прежде чем спросить: – Что-то кажется вам неправдоподобным?

– Во-первых, если у морпеха есть выбор – подставить отряд или съесть собственного брата, он просто молча пойдет за кетчупом. Во-вторых, старшие братья всегда ненавидят младших, это общеизвестный факт.

– Не припомню, чтобы мой старший брат меня ненавидел, – спокойным тоном возражает Хэмсворт.

– Старшие всегда врут младшим, чтобы те поменьше ревели.

– Не припомню, чтобы я ненавидел моего младшего брата.

– Что, маленький засранец никогда не делал ничего такого, за что его хотелось бы отодрать ремнем?

– У вас есть братья, сержант? Потому что, по-моему, вы сейчас порете какую-то хрень, - он не повышает голос, не возмущается, кажется спокойным. Именно в этот момент Том понимает: все не так уж и плохо.

– Беру свои слова обратно. Может, из тебя что-то и выйдет, – говорит он. Его улыбка похожа на оскал, но она все же оказывается достаточно убедительной. Брэдли молча кивает. В телефонных разговорах он был куда многословнее.



На следующий день Крис Хэмсворт... просто Крис - Том не видит смысла обращаться к нему иначе – прямо говорит ему:

– Нам не обязательно становиться друзьями, но лишние конфликты тоже ни к чему.

Том коротко кивает, не видя смысла спорить.

– И, кстати, мне частенько хотелось, – Крис прикрывает глаза на секунду, вспоминая точные слова, – отодрать моего брата ремнем. До сих пор иногда хочется, он такой засранец. Но он – мой любимый маленький братишка и я сломал бы шею любому, кто попытался бы сделать ему больно.

Когда-то давно, в детстве, Том мечтал, чтобы у него был старший брат. Кто-то, на кого можно положиться, кому можно доверять. Младший брат, наверное, тоже подошел бы: о нем можно заботиться. Ты отвечаешь за другого и учишься отвечать за себя. Именно ради этого он в свое время сначала спутался с бандой, а потом ушел в армию: искал что-то похожее.

Так и не нашел ни черта. Но обо всем этом он никому не собирается рассказывать.

– Не надо играть со мной в «Цельнометаллическую оболочку».

– Я не играю, – Том пожимает плечами. – Не надо думать, что война с Саддамом сделала меня святым или что-то вроде. Хорошие люди на войне, наверное, бывают, но я ни разу ни одного не видел.

– Для этого и нужно кино: рассказывать о таких людях. Даже если их нет на самом деле, – либо Крис говорит искренне, либо он чертовски хороший актер. Он такой смешной, что Том не может решить, чего хочет: обнять его или ударить в челюсть.

– Ты когда-нибудь думал о том, скольких убил твой Джед Эккерт?

– Оригинальный «Красный рассвет» – один из самых жестоких фильмов Голливуда. Так что да, я понимаю: он убивал.

– Я не об истории в фильме, не о долбаной благородной борьбе за будущее Америки. Я о стрельбе по безоружным иракцам, мародерстве и изнасилованиях. Джед, пожалуй, хороший парень, но не для тех девчонок, которых он трахал, ткнув носом в песок и приставив к ляжке нож, вот сюда, - Том похлопывает Криса по бедру, представляя себе, как по широкой артерии бешеными скачками несется кровь. – Но он все равно герой и пытается спасти мир, – добавляет Том.

– Ты сам делал это? Насиловал, стрелял по безоружным?

Том не из тех, кто ценит чистосердечные признания и верит в искренние раскаяния.

– Дело прошлое, так или иначе.

Было бы очень глупо о чем-то таком рассказывать.



В одном Крису стоит отдать должное: он неплохо выглядит в военной форме. По крайней мере, он не похож на парнишку, перешившего себе отцовскую пижаму к Хэллоуину, а это уже кое-что. Но все прекрасно понимают: мало неплохо выглядеть, и задача Тома – поработать над всем остальным.

Он работает: небольшой тренировочный лагерь, устроенный у съемочной площадки, похож на настоящий не больше, чем розовый домик Барби – на настоящий дом. Но Том не требует большего и послушно гоняет по отведенной территории тех, кто выбран на роли солдат.

Крис не единственный, с кем он имеет дело, ему приходится прочесть пару лекций и остальным актерам. Они все выглядят как настоящие подростки, муляжи винтовок в их руках кажутся тяжелыми, как настоящие.

Но больше всего приходится работать именно с Крисом, и Том подходит к этому серьезно. Нужно не только научить его стрелять или бросать гранаты. Нужно сделать его хоть немного похожим на солдата. Воевавшие легко узнают друг друга, точно так же как бывшие заключенные, члены сект или банд, даже крошечных и почти безобидных. Мелкие привычки легко врезаются в душу и тело, их нетрудно узнать, если правильно смотреть.

Том рассказывает Крису обо всех мелочах: как прикрывать ладонью сигарету, как разминать затекающие мышцы, если должен сидеть почти неподвижно. Крис постепенно подстраивается, не столько учится, сколько просто повторяет, но этого достаточно. По крайней мере, для фильма вроде «Красного рассвета».



Он спит в трейлере. Там никогда не бывает душно, а кровать узкая, но удобная. Большего Тому не нужно. Ему не снится война, никогда. Она все равно всегда у него внутри, никому не удастся ее вытравить. Война вошла в его кровь, как болезнь, с каждым ударом сердца проносящаяся по всем сосудам. Иногда он пытается представить себе, как бы все пошло, если бы не Ирак, если бы не улица, если бы не тысяча неправильных решений, принятых за всю жизнь. Наверное, он нашел бы другие.

Лучше ни о чем не сожалеть. Он служил, сражался на стороне хороших парней, получил контузию, вернулся домой, почти не слетел с катушек. Ничего по-настоящему плохого. Том повторяет эти слова как молитву всякий раз, когда что-то не так. Ему недостает чужого тепла, просто хочется выстрелить себе в висок или хотя бы затушить об руку окурок, чтобы почувствовать себя живым.


...Том не может не отметить: Крис хорошо стреляет. Не идеально, но вполне сносно, он мог бы быть неплохим игроком в пейнтбол. Если бы дело дошло до настоящей стрельбы, то, возможно, ему удалось бы уложить с полдюжины вражеских солдат, если бы раньше он не получил пулю сам.

– Ты молодец, – говорит Том. Он не лжет, а в похвале иногда есть толк, главное – не переусердствовать.

Крис благодарно кивает, похлопывает его по плечу, улыбается, и Том вспоминает всех тех, кто вот так вот улыбался ему в Ираке до того как налетел на мину или получил пулю в голову.

На настоящую войну Крис никогда не попадет и это к лучшему. Не потому, что на войне нет места таким как он – война как могила, там всем есть место. Просто она переделывает людей до неузнаваемости, превращает либо в чудовищ, либо в одиноких уродов. Иногда и то, и другое. Том видел это много раз.

– Спасибо, – говорит Крис так искренне, как будто говорит со своим лучшим другом. – Вряд ли я бы научился всему без тебя.

– Чему? – Том треплет его по шее в ответ и чуть подается в сторону.

– Воевать, – после этого слова улыбка исчезает с лица Криса. Пару секунд он молчит, а потом начинает торопливо объяснять: – Я понимаю, что это все не по-настоящему, что я ничего не стоил бы на настоящей войне и все такое. Но для меня важно то, чему ты меня учишь.

– О, срань господня, заткнись, пожалуйста. Я все понял.

Крис кивает в ответ и опять улыбается. Актеров, видимо, дрессируют все время улыбаться. Он очень старается быть настоящим актером, играющим настоящего морпеха.

Тому вдруг становится интересно, приглашают ли серийных убийц, террористов, насильников консультировать актеров, играющих разных маньяков, или Голливуд готов платить только врачам и военным.



Том не обещал больше не играть в «Цельнометаллическую оболочку», но все же старается избегать конфликтов, прикусывает язык всякий раз, когда может сказать что-то лишнее. Он способен себя контролировать, даже если подходит к краю, все равно понимает, когда нужно поворачивать назад.

– У тебя татуировки? – Крис спрашивает неожиданно, этот вопрос возникает в разговоре точно сам собой.

– Конечно, – Том кивает, не поворачиваясь к нему.

– Можно посмотреть? – в эту секунду он опять похож на любопытного подростка за двести с лишним фунтов весом, а не на военного.

– Если тебе нравится смотреть на раздетых мужчин, – Том пожимает плечами и быстрым движением стягивает футболку вместе с надетой под ней майкой, открывает взгляду все татуировки, все шрамы, – то пожалуйста.

На груди у него – выцветшая надпись «Бешеный пес», кривая, неровная, старая. Том не помнит, сколько ему было лет, когда это накололи, но, кажется, пятнадцать. Татуировка, которой он гордится – на спине. Некоторые ребята, с которыми он вместе воевал, изображали между лопаток корабль, обвитый словами «правь, Британия» или еще какую-нибудь патриотическую хрень, но Том ограничился цитатой, аккуратно выведенной каллиграфическим почерком. «Так нас запомнят: как счастливцев и как братьев, ведь тот, кто кровь свою прольет со мной, мне станет братом».

Крис протягивает руку, чтобы прикоснуться к аккуратным квадратным буквам, но тут же отдергивает ее. Трогать малознакомого мужчину, это, видимо, слишком много для него.

– Шекспир? – удивленно спрашивает он. Том кивает, не оборачиваясь.

– Не хочу тебя шокировать, но я умею читать, – он пожимает плечами и быстрым движением снова накидывает одежду.



Том не может сказать, в какой точно момент понимает, что был бы не прочь перепсать с Крисом. Не разу, конечно же. Крис – не его тип, не на таких парней он пялился в общей душевой, не таких высматривает вечерами в барах.

Но в обаянии Криса есть что-то чертовски подкупающее. Открытое, непосредственное дружелюбие, готовность принимать любое сказанное слово, впитывать все, впускать – как у новобранца, еще не обожженного войной. Том давно таких не встречал, не разговаривал с такими. «Невинный» – вот правильное слово. В свободное от съемок время Крис может пить запоем, спать с кем угодно и вынюхивать больше кокаина, чем Чарли Шин – хотя Том в это не верит – но он все равно невинен. Как всякий, кто никогда не убивал.

Поросенок с фермы, который знает о том, что в дремучем лесу за холмом живут настоящие звери, но даже не может представить себе, какие они, что с ними происходит, каково это – бороться за существование.

Именно поэтому Том не хочет подходить ближе. Он – на чужой территории, где чужие правила и к тому же меньше всего Тому хочется испортить что-нибудь в жизни симпатичного, в общем-то, паренька. Не сексом испортить, понятное дело, от ночи безопасного траха никто не умирал, а сближением. Такие люди как Том умеют портить все, к чему прикасаются, приносят другим несчастья. Стать его приятелем – все равно, что начать продавать наркоту. Или записаться в саперы без предварительного обучения.

Закрываясь в своем трелейре на ночь, Том достает из кармана мятую сигаретную пачку и закуривает. Он решает, что не будет подходить к Крису ближе, никаких дружеских объятий, никаких предложений поразвлечься вечером, поменьше болтовни не по делу. Пусть остается на своей ферме.

Докурив, Том берет пачку салфеток и расстегивает ширинку. Ему не нужно ничего представлять специально: мыслей, уже крутящихся в голове, вполне достаточно.

Потом он ложится спать и ему ничего не снится, ни темнота, ни прошлое, ни будущее.



Он сам себе приказывает перейти в отступление и когда после очередной тренировки Крис обнимает его за плечо, Том резко разворачивается, не давая ему прижаться плотнее.

– Почему ты все время меня трогаешь? Знаешь, я не из тех, кому нравится щупать мужиков, – иногда ложь получается очень качественной, звучит не хуже правды, – так что можешь получить по челюсти, если не перестанешь.

Крис отстраняется и пару секунд молчит, будто подбирает подходящие слова.

– Я думал, мы друзья, – говорит он наконец. Том щурится, глядя поверх его плеча, яркое солнце режет глаза. – Какого хрена происходит?

– Рад, что ты способен думать.

– Ты не ответил, - Крис подступает на шаг ближе. В пыльной, грязной форме он выглядит почти как настоящий морпех, Том мог бы поверить. Ненадолго, на пару секунд, но это не так уж мало. Даже очень убедительные фальшивки редко бывают долговечными.

– Ничего не происходит, – ровным тоном отвечает Том. – Мы с тобой не друзья, никогда ими не были и не будем, ты об этом стал забывать, а я напомнил.

Он может тоже сделать шаг вперед, прижаться к Крису всем телом, почувствовать его сердцебиение, дыхание, тепло. Скорее всего, он попытается вырваться, если начать его целовать, но такого сопротивления надолго не хватит.

– Мы не можем быть друзьями, не путай жизнь со своими фантазиями. Не с кем поболтать – позвони мамочке или братьям. Ты хороший парень, Крис, – Том не сдвигается с места, хотя разом хочет подойти ближе и отстраниться, – но на моего друга ты не похож.

– Что, людей не убивал? – Крис усмехается в ответ.

Тому приходит в голову, что это похоже на ревность или зависть, если только между этими чувствами есть разница.

– Не пытайся показывать зубы, – Том беззлобно, снисходительно улыбается в ответ. Он думает, что мог бы научить Криса убивать по-настоящему. Это не так уж сложно, – у тебя их нет и никогда не вырастут.

Тот явно хочет что-то ответить, но не находит подходящих слов и подается назад, отступает первым. Проигрывает.



Том прощается с ним три дня спустя. Съемки будут идти еще долго, но он свое дело сделал, тренировки закончены, дальше актеры справятся уже без посторонней помощи.

Дэн Брэдли пожимает Тому руку и обещает связаться с ним, если будет снимать еще что-то про войну. Том даже не делает вид, что верит.
Он пожимает руки всем, кого дрессировал на отведенной под тренировки территории, гоняя туда-сюда. Том вряд ли запомнит кого-нибудь из них надолго: Коннор, Эдвин, Джош и еще один Джош, кажется, у Тома когда-то были друзья, которых так звали. Он не знает, где они сейчас. Пожимая Крису руку, Том думает то же самое, думает изо всех сил, как будто уверен, что сумеет испортить Крису жизнь просто помня о нем.
Настоящему зверю место в лесу, не на ферме. Животным с фермы лучше держаться от леса подальше. Вот и все.



Бен звонит ему в тот же день и предлагает новую работу.

– Никакого больше кино, – говорит Том.

– Это не кино. Хотя работа будет похожей, но точно никаких спецэффектов.

– А что тогда?

– Африка. И это не телефонный разговор, – поясняет Бен. – Просто скажи, тебе интересно или нет.

– Да, – отвечает Том. Он закрывает глаза, ничего себе не представляет. Мир вокруг движется вперед, а он сам как будто остается на месте.